А мы просто притворимся, что во Вселенной никого нет дома © Терри Биссон
Деньги нужны для того, чтобы их тратить — это я знаю с детства. В деревне дядья научили меня пантомиме: дедушка денежки заколачивает (тук-тук кулаком о ладошку, как молотком), а бабушка — ф-фуй! (легкое дуновение, словно на одуванчик) — тратит!
Как-как?
Смотри еще раз: заколачивает… тратит… Поняла?
читать дальшеЯ показала при первых же гостях, встав на стул, как артистка на сцене.
Дедушка рассмеялся, чем подтвердил верность такого подхода.
Мне очень хотелось одеваться красиво. И вот на заработанные в колхозе деньги я присмотрела летний костюм в гороховском сельпо. Длинная юбка и блузка без рукавов, ярко-красного цвета. Тонкий хлопок; может быть, даже батист.
Я стояла в примерочной, смотрела на себя в зеркало и думала: чего-то не хватает. «Гольфы нужны!» — сообразила наконец.
Я отправилась изучать прилавки. Как по заказу, в магазине оказалась пара моего размера и цвета — киноварь, фламенко, красный мак. Ура!
Продавщица сверила чек и стала заворачивать покупки.
— Не надо. Срежьте, пожалуйста, ярлыки. Я прямо в этом пойду.
Мне не терпелось надеть костюм немедленно. Пройтись в обновке по райцентру, зайти в книжный, в «Подарки»… начать новую жизнь…
И я зашагала по улицам, совершенно счастливая.
Но эйфория продлилась недолго. Я уже вернулась из Гороховки и шла по лесной дорожке с автобусной остановки. Навстречу стремительной походкой летел человек. Ой, это же папа. Торопится с обеда в институт. Окинул меня взглядом:
— Ты прямо как палач.
И дальше пошел. А я остановилась как вкопанная.
Я вспомнила, как мы проходили по литературе «Песню про купца Калашникова». Казетта Борисовна задала выучить наизусть отрывок про казнь:
Во рубахе красной с яркой запонкой,
С большим топором навостренныим,
Руки голые потираючи,
Палач весело похаживает…
Я любила читать стихи с выражением, и это все знали. Вызванная к доске, я стояла и упоенно горланила Лермонтова, вдруг умолкая посреди строки и выдерживая драматические паузы.
— Садись. Умница, пять. Давай дневник.
Эта сцена молниеносно промелькнула в голове. Я почувствовала, как нелепо выгляжу. Особенно стыдно почему-то стало за красные гольфы. Я свернула с дорожки, спряталась в зарослях ельника, разулась, быстро скатала их с ног и сунула в карман. А потом, не выходя на тропинку, напролом через лес побежала домой.
Сколько тревог моего детства связано с одеждой! Она могла быть связана из пряжи кошмаров, сшита из лоскутов грез, справлена из вериг стыда и отчаяния... Она могла быть и врагом, и союзником, и призом, и наказанием…
О, кусачие шерстяные рейтузы, вязанные в тройную, бледно-розовую, салатовую и сизую нитку! Цвета эти, прекрасные сами по себе, смешиваясь в лицевых и изнаночных петлях, дают ни с чем не сравнимый оттенок того, что внутри меня. Рейтузы увенчаны валенками, валенки венчают черные лаковые копытца — сегодня сыро. Изнанка у них малиновая и нежная на ощупь. Я почти Серебряное Копытце. Я заберусь на горку и топну, и посыплются самоцветы. Инна Ильинична говорит, я фантазерка. Я рассказываю Коляну Елисееву, что за зеркальной гладью замерзшей лужи живет волшебник. Видишь эту точку? Нет, вон ту, черную. Это он и есть. Просто он заколдован, заморожен во льду. Он превратился в точку, но если захочет, он выйдет. Веришь?
Верю, тихо говорит Колян.
А вот еще один.
Двенадцать детей с копытцами стоят плотным кольцом и считают в ледяной корке черные точки, пока Борька Тунцов не догадывается, что волшебников можно выковыривать, как изюм из сухарей. Нужна острая палочка. Палочки водятся под деревом. Но сейчас под деревом сугробы. Тогда можно пальцем. Наташка, подержи варежки. И мои, я тоже хочу спасать волшебника. И я хочу.
Что вы делаете!
Инна Ильинична, мы спасаем волшебников.
Каких волшебников?!
Они живут во льду.
А ну быстро варежки надели! Где твоя вторая варежка? Хватит мусор из лужи выковыривать. Ты что, не видишь, это шелуха от семечек.
Она говорит, это волшебник.
Руки ледяные! Всё, четвертая группа, прогулка окончена. Строимся. Где твоя пара? Да надень ты варежку наконец!
В раздевалке я смотрю на свои ноги. Я смотрю на свои ноги и думаю: это я. Валенки слезают с трудом — пальцы почти не слушаются. Рейтузы похожи на то, что есть внутри меня.
Внутри меня есть рвота. Я с удивлением обнаружила это в больнице — грипп с осложнением на бронхи — после завтрака холодной манной кашей с комками. Сама будешь стирать! — говорит нянечка. Вот тебе мыло, вон раковина.
Боже, это так увлекательно — стирать! Я стираю первый раз в жизни. Самозабвенно, тщательно намыливаю коричневые колготки. В воде они кажутся почти черными. Вода в кране холодная. Тру одну колготину о другую. Долго полощу под струей. Мне завидует Верка из первой палаты. Я уже забыла о том, что внутри меня есть нечто отделимое. Еще кое-что, кроме какашек. Какашки — это, в общем, даже не я. Они появляются в горшке как бы сами собой. Я этого не вижу. Они — где-то сзади. А рвота — она спереди. Тут уже никакого сомнения, что это я.
Рейтузы колются просто немилосердно — хочется расчесывать ноги до пунцовых полос. В пряже есть нитка верблюжьей шерсти, мама добавила ее для тепла. Польза должна преобладать над комфортом. Зато практично. Зато немарко. Зато не промокнешь. Мамино любимое слово в вопросах одежды — зато.
Ну и пускай — зато. Зато у меня есть три вещи, которые я люблю. Белая кроличья шубка, кроссовки и голубое платье с черными кружевами.
Это не так уж и мало, у нас в семье одежда вообще дефицит. А так иногда хочется блеснуть. Вон Танька Капустнова — постоянно появляется в чем-то новом. У нее есть сапоги на молнии — как у взрослой! Сбоку подошвы в кружочке написано: «Заря». И у Безручкиной такие есть, а больше ни у кого. Второй год прошу на день рождения эти сапоги — а в результате здоровенная, с меня ростом, неудобная рыжая кукла (бабушка, чем ты думала!) и конструктор «Юный строитель» из деревянных брусочков. Волшебник, преврати конструктор в сапоги «Заря»!
Реветь или нет? Родители едут в отпуск в Болгарию.
— Веди себя хорошо. Мы привезем тебе кроссовки.
— А сапоги на молнии там есть?
— Не знаю, — говорит мама. — Это в Москве, в Детском мире надо смотреть…
Целый месяц я буду под присмотром бабушки. Не взяли меня в Золотые Пески, дома оставили. Надо, наверное, все-таки немного пореветь.
— Если сейчас же не прекратишь, я ухожу спать к тете Ире.
Бабушка встает с постели, сует ноги в тапки, накидывает поверх ночнушки халат. Пожалуй, не стоило. Подождем кроссовки.
Удивленная тому, как молниеносно подействовала угроза, бабушка с минуту стоит у двери, потом снимает халат, вешает на крючок, заходит на кухню, возвращается с рюмочкой в руке и вливает мне в рот горький пустырник. После этого снова ложится. Скрипят пружины. За окном лает собака. У соседей тарахтит стиральная машинка. Наконец все затихает.
Через месяц я прихожу в сад в новеньких белых кроссовках.
Вся группа любуется, какие у меня
замечательные,
восхитительные
ослепительные
заграничные
кра-сот-ки.
Это триумф. Я королева. Сейчас я лопну от счастья.
Еще у меня есть шубка. В деревне многие разводят кроликов; завел и папа. Во дворе, прямо под открытым небом, у нас настоящий крольчатник — клетки из деревянных бочек. В передней стенке — сетчатая дверка, прицеплены поилки, дно устлано опилками. Клетки стоят на брусьях, высоко над землей, и оттого кажутся немного сказочными — на курьих ножках.
— Хочешь посмотреть?
Папа отрывает меня от земли, подносит к бочкам.
Зверьки сидят нахохленные, с прижатыми ушами, — холодно. Жуют корм. Пушистые, белые. Есть и крольчата.
Я просовываю сквозь решетку морковку — мама специально дала, даже помыла. Папа крепко держит меня за подмышки. Я болтаю в воздухе ногами и смотрю, как крольчиха, смешно шевеля щечками, с хрустом грызет подношение.
На мне кроличья шубка, но я никак не соотношу ее с нашими белыми великанами. Шубка — это шубка, кролики — это кролики.
Еще у меня есть кроличья шапочка, но она мне не нравится: завязка врезается в шею, сильно давит подбородок.
А в шубке тепло и удобно.
А платье! Мое прекрасное голубое платье с черными кружевами! Надо сказать, почти все для меня мама на самом деле устраивала для себя. Когда ситуация требовала подарка (день рождения, например), она заранее шла в Детский мир, выбирала понравившегося медведя или кота и прятала его на полках, заваливая другими игрушками, чтобы никто не купил, — а назавтра приходила со мной и, порывшись, извлекала на свет.
— Ты посмотри, какой красивый! Палевый! Один был такого цвета. Нравится?
На меня глядел уродливый плюшевый зверь.
— Это не кот…
— Как же не кот, видишь, у него усы.
Но, может быть, это — действительное красиво? Может, это и есть красота, раз мама так говорит?
Мама ведет меня за руку к кассе. Я в растерянности. Я чувствую себя обманутой, но нельзя же реветь, когда тебе дарят подарок.
Нет, все-таки он уродливый. Просто она зачем-то хочет его себе.
Но однажды мама сотворила чудо мне. «Какое ты хочешь, чтобы я сшила платье?» — спросила она. Наверное, надо было к новогоднему утреннику, а может, и просто так. Я не думала и секунды. Голубое с черными кружевами, какое же еще!
И… она сшила, как я сказала. Все по-честному. Лазоревый атлас в мельчайший цветочек, юбка солнце-клеш, на подоле и лифе оборки — пышные черные рюши.
Не знаю, что за творческий вихрь на нее налетел, но получилось здорово. А я познала нечто очень важное в тот день: чудеса случаются иногда, просто их нужно дождаться. Ради этого мы, наверное, и живем.
Вот за это я ей по-настоящему благодарна.
Как-как?
Смотри еще раз: заколачивает… тратит… Поняла?
читать дальшеЯ показала при первых же гостях, встав на стул, как артистка на сцене.
Дедушка рассмеялся, чем подтвердил верность такого подхода.
Мне очень хотелось одеваться красиво. И вот на заработанные в колхозе деньги я присмотрела летний костюм в гороховском сельпо. Длинная юбка и блузка без рукавов, ярко-красного цвета. Тонкий хлопок; может быть, даже батист.
Я стояла в примерочной, смотрела на себя в зеркало и думала: чего-то не хватает. «Гольфы нужны!» — сообразила наконец.
Я отправилась изучать прилавки. Как по заказу, в магазине оказалась пара моего размера и цвета — киноварь, фламенко, красный мак. Ура!
Продавщица сверила чек и стала заворачивать покупки.
— Не надо. Срежьте, пожалуйста, ярлыки. Я прямо в этом пойду.
Мне не терпелось надеть костюм немедленно. Пройтись в обновке по райцентру, зайти в книжный, в «Подарки»… начать новую жизнь…
И я зашагала по улицам, совершенно счастливая.
Но эйфория продлилась недолго. Я уже вернулась из Гороховки и шла по лесной дорожке с автобусной остановки. Навстречу стремительной походкой летел человек. Ой, это же папа. Торопится с обеда в институт. Окинул меня взглядом:
— Ты прямо как палач.
И дальше пошел. А я остановилась как вкопанная.
Я вспомнила, как мы проходили по литературе «Песню про купца Калашникова». Казетта Борисовна задала выучить наизусть отрывок про казнь:
Во рубахе красной с яркой запонкой,
С большим топором навостренныим,
Руки голые потираючи,
Палач весело похаживает…
Я любила читать стихи с выражением, и это все знали. Вызванная к доске, я стояла и упоенно горланила Лермонтова, вдруг умолкая посреди строки и выдерживая драматические паузы.
— Садись. Умница, пять. Давай дневник.
Эта сцена молниеносно промелькнула в голове. Я почувствовала, как нелепо выгляжу. Особенно стыдно почему-то стало за красные гольфы. Я свернула с дорожки, спряталась в зарослях ельника, разулась, быстро скатала их с ног и сунула в карман. А потом, не выходя на тропинку, напролом через лес побежала домой.
Сколько тревог моего детства связано с одеждой! Она могла быть связана из пряжи кошмаров, сшита из лоскутов грез, справлена из вериг стыда и отчаяния... Она могла быть и врагом, и союзником, и призом, и наказанием…
О, кусачие шерстяные рейтузы, вязанные в тройную, бледно-розовую, салатовую и сизую нитку! Цвета эти, прекрасные сами по себе, смешиваясь в лицевых и изнаночных петлях, дают ни с чем не сравнимый оттенок того, что внутри меня. Рейтузы увенчаны валенками, валенки венчают черные лаковые копытца — сегодня сыро. Изнанка у них малиновая и нежная на ощупь. Я почти Серебряное Копытце. Я заберусь на горку и топну, и посыплются самоцветы. Инна Ильинична говорит, я фантазерка. Я рассказываю Коляну Елисееву, что за зеркальной гладью замерзшей лужи живет волшебник. Видишь эту точку? Нет, вон ту, черную. Это он и есть. Просто он заколдован, заморожен во льду. Он превратился в точку, но если захочет, он выйдет. Веришь?
Верю, тихо говорит Колян.
А вот еще один.
Двенадцать детей с копытцами стоят плотным кольцом и считают в ледяной корке черные точки, пока Борька Тунцов не догадывается, что волшебников можно выковыривать, как изюм из сухарей. Нужна острая палочка. Палочки водятся под деревом. Но сейчас под деревом сугробы. Тогда можно пальцем. Наташка, подержи варежки. И мои, я тоже хочу спасать волшебника. И я хочу.
Что вы делаете!
Инна Ильинична, мы спасаем волшебников.
Каких волшебников?!
Они живут во льду.
А ну быстро варежки надели! Где твоя вторая варежка? Хватит мусор из лужи выковыривать. Ты что, не видишь, это шелуха от семечек.
Она говорит, это волшебник.
Руки ледяные! Всё, четвертая группа, прогулка окончена. Строимся. Где твоя пара? Да надень ты варежку наконец!
В раздевалке я смотрю на свои ноги. Я смотрю на свои ноги и думаю: это я. Валенки слезают с трудом — пальцы почти не слушаются. Рейтузы похожи на то, что есть внутри меня.
Внутри меня есть рвота. Я с удивлением обнаружила это в больнице — грипп с осложнением на бронхи — после завтрака холодной манной кашей с комками. Сама будешь стирать! — говорит нянечка. Вот тебе мыло, вон раковина.
Боже, это так увлекательно — стирать! Я стираю первый раз в жизни. Самозабвенно, тщательно намыливаю коричневые колготки. В воде они кажутся почти черными. Вода в кране холодная. Тру одну колготину о другую. Долго полощу под струей. Мне завидует Верка из первой палаты. Я уже забыла о том, что внутри меня есть нечто отделимое. Еще кое-что, кроме какашек. Какашки — это, в общем, даже не я. Они появляются в горшке как бы сами собой. Я этого не вижу. Они — где-то сзади. А рвота — она спереди. Тут уже никакого сомнения, что это я.
Рейтузы колются просто немилосердно — хочется расчесывать ноги до пунцовых полос. В пряже есть нитка верблюжьей шерсти, мама добавила ее для тепла. Польза должна преобладать над комфортом. Зато практично. Зато немарко. Зато не промокнешь. Мамино любимое слово в вопросах одежды — зато.
Ну и пускай — зато. Зато у меня есть три вещи, которые я люблю. Белая кроличья шубка, кроссовки и голубое платье с черными кружевами.
Это не так уж и мало, у нас в семье одежда вообще дефицит. А так иногда хочется блеснуть. Вон Танька Капустнова — постоянно появляется в чем-то новом. У нее есть сапоги на молнии — как у взрослой! Сбоку подошвы в кружочке написано: «Заря». И у Безручкиной такие есть, а больше ни у кого. Второй год прошу на день рождения эти сапоги — а в результате здоровенная, с меня ростом, неудобная рыжая кукла (бабушка, чем ты думала!) и конструктор «Юный строитель» из деревянных брусочков. Волшебник, преврати конструктор в сапоги «Заря»!
Реветь или нет? Родители едут в отпуск в Болгарию.
— Веди себя хорошо. Мы привезем тебе кроссовки.
— А сапоги на молнии там есть?
— Не знаю, — говорит мама. — Это в Москве, в Детском мире надо смотреть…
Целый месяц я буду под присмотром бабушки. Не взяли меня в Золотые Пески, дома оставили. Надо, наверное, все-таки немного пореветь.
— Если сейчас же не прекратишь, я ухожу спать к тете Ире.
Бабушка встает с постели, сует ноги в тапки, накидывает поверх ночнушки халат. Пожалуй, не стоило. Подождем кроссовки.
Удивленная тому, как молниеносно подействовала угроза, бабушка с минуту стоит у двери, потом снимает халат, вешает на крючок, заходит на кухню, возвращается с рюмочкой в руке и вливает мне в рот горький пустырник. После этого снова ложится. Скрипят пружины. За окном лает собака. У соседей тарахтит стиральная машинка. Наконец все затихает.
Через месяц я прихожу в сад в новеньких белых кроссовках.
Вся группа любуется, какие у меня
замечательные,
восхитительные
ослепительные
заграничные
кра-сот-ки.
Это триумф. Я королева. Сейчас я лопну от счастья.
Еще у меня есть шубка. В деревне многие разводят кроликов; завел и папа. Во дворе, прямо под открытым небом, у нас настоящий крольчатник — клетки из деревянных бочек. В передней стенке — сетчатая дверка, прицеплены поилки, дно устлано опилками. Клетки стоят на брусьях, высоко над землей, и оттого кажутся немного сказочными — на курьих ножках.
— Хочешь посмотреть?
Папа отрывает меня от земли, подносит к бочкам.
Зверьки сидят нахохленные, с прижатыми ушами, — холодно. Жуют корм. Пушистые, белые. Есть и крольчата.
Я просовываю сквозь решетку морковку — мама специально дала, даже помыла. Папа крепко держит меня за подмышки. Я болтаю в воздухе ногами и смотрю, как крольчиха, смешно шевеля щечками, с хрустом грызет подношение.
На мне кроличья шубка, но я никак не соотношу ее с нашими белыми великанами. Шубка — это шубка, кролики — это кролики.
Еще у меня есть кроличья шапочка, но она мне не нравится: завязка врезается в шею, сильно давит подбородок.
А в шубке тепло и удобно.
А платье! Мое прекрасное голубое платье с черными кружевами! Надо сказать, почти все для меня мама на самом деле устраивала для себя. Когда ситуация требовала подарка (день рождения, например), она заранее шла в Детский мир, выбирала понравившегося медведя или кота и прятала его на полках, заваливая другими игрушками, чтобы никто не купил, — а назавтра приходила со мной и, порывшись, извлекала на свет.
— Ты посмотри, какой красивый! Палевый! Один был такого цвета. Нравится?
На меня глядел уродливый плюшевый зверь.
— Это не кот…
— Как же не кот, видишь, у него усы.
Но, может быть, это — действительное красиво? Может, это и есть красота, раз мама так говорит?
Мама ведет меня за руку к кассе. Я в растерянности. Я чувствую себя обманутой, но нельзя же реветь, когда тебе дарят подарок.
Нет, все-таки он уродливый. Просто она зачем-то хочет его себе.
Но однажды мама сотворила чудо мне. «Какое ты хочешь, чтобы я сшила платье?» — спросила она. Наверное, надо было к новогоднему утреннику, а может, и просто так. Я не думала и секунды. Голубое с черными кружевами, какое же еще!
И… она сшила, как я сказала. Все по-честному. Лазоревый атлас в мельчайший цветочек, юбка солнце-клеш, на подоле и лифе оборки — пышные черные рюши.
Не знаю, что за творческий вихрь на нее налетел, но получилось здорово. А я познала нечто очень важное в тот день: чудеса случаются иногда, просто их нужно дождаться. Ради этого мы, наверное, и живем.
Вот за это я ей по-настоящему благодарна.
@музыка: нет
@настроение: есть
@темы: доброе и светлое, авторское, наивное, неразумное, живое, тёплое, памятное, детское
-
-
17.01.2010 в 21:23-
-
18.01.2010 в 19:23-
-
18.01.2010 в 19:52